Сам себе ПАСЕ
Первый кэртианский мега-интерактивный дайри-проект "Посконное -человекам!"
Покрадено с дневника lowrensiya
Авторы: Лорри, Jenious, Хельги Ленивый Котяра, Джулиан Блэйд
Редакторы, тестеры и сочувствующие: lowrensiya, Кошка без тени, Кэналлийский Воронёнок, Razgranichitel, alisier,_Levsha_,Крейди, Маэ,Vax, aasheron,Маркиз, Twistress,Асмела, Hinterhalt, Этиль Белая Горячка, Brigita, Ela,Сундук Мертвеца -их помощь, замечания, предложения и отзывы для нас неоценимы
Отдельно хотелось бы поблагодарить Риш, за то что приютила это безобразие
И Кошку без Тени за нашу любимую основу для этого ужасного плагиата
Если кто желает присоединится к проекту -дело это добровольное и зело полезное так что вперед!
Покрадено с дневника lowrensiya
Авторы: Лорри, Jenious, Хельги Ленивый Котяра, Джулиан Блэйд
Редакторы, тестеры и сочувствующие: lowrensiya, Кошка без тени, Кэналлийский Воронёнок, Razgranichitel, alisier,_Levsha_,Крейди, Маэ,Vax, aasheron,Маркиз, Twistress,Асмела, Hinterhalt, Этиль Белая Горячка, Brigita, Ela,Сундук Мертвеца -их помощь, замечания, предложения и отзывы для нас неоценимы
Отдельно хотелось бы поблагодарить Риш, за то что приютила это безобразие
И Кошку без Тени за нашу любимую основу для этого ужасного плагиата
Если кто желает присоединится к проекту -дело это добровольное и зело полезное так что вперед!
-
-
12.07.2006 в 15:03Действующие лица:
Федул Второй Феоктистович Оларов, великий князь Талигоевки
Катерина Оларова (Ярыгина), великая княгиня
Георгий Ярыгин
Герасим Ярыгин
Вусирис Ярыгин, ее братья
Святогор Воронцов, набольший воевода Талигоевки, светлейший князь Каналоева
Сильверст, митрополит Талигоевки
Вавила Дубодолинцев, князь (на начало повествования убит князем Воронцовым путем ритуального поочередного ударения оземь)
Рогатилла Дубодолинцева (Карлионова), вдова его.
Митрофанушка Дубодолинцев, их единственный сын, князь.
Ярина Дубодолинцева, сестра его
Иван Ларин, двоюродный дедушка их
Налим Ларин, сын его
Левонтий Совин-Яков, воевода княжеской дружины
Емельян Совин-Яков, брат его, воевода
Архип Совин-Яков, брат его, отрок
Гурий Рафианов, дьяк посольского приказа
Алгабдил Тараканов, великий князь в изгнании
Матрена Тараканова, его бабушка.
Анастасий Тараканов,покойный муж ее (на начало повествования представшися от чрезмерной любви к сенным девкам несколько лет назад)
Ратибор Епифанов, друг Алгабдила, князь
Пётр Боров-Птицын, боярин
Серпень Гусь-Немчин, думный дьяк
Владислав Осьминогов, князь, боярин.
Демьян Осьминогов, сын его (на начало повествования по слухам застигнут родными в платье красной девки и злодейски умучен)
Власий Осьминогов, сын его, отрок
Теклагавварайт-Елпидифор, брат его.
Людовиг Килейный, воевода Оларьевки
Реститут Манриков, казначей
Меркул Валов, княжич
Акакий Калиньяров, князь, опричник
Степан Сысуй Калиньяров, княжич, сын его
Назар Чернокотенко, отрок
Иосип Чернокотенко, отрок, брат его
Лука Алексевич Солинов, княжич, отрок,
Павлентий, отрок
Иеремий,батюшка, духовник воинской отроческой обители Лейково.
Марья, красна девица
Меланья, дочь кабатчика Евдокима
Артамон Парамонов, хоробр
Лизавета Парамонова, жена его
Ермолай Сальный, дворянин
-
-
12.07.2006 в 15:04...В городище, которое посконно называлось Кабачково, а ноне — Оларьевка, цвела лебеда. Белые и желтые цветики были обречены. Обречены были и воркующие на крышах сизари, и снующие на улицах мужики, и весь белый свет, но неизбывность конца придавала весеннему городищу зело горькое благолепие. Не любо то, что всегда было и будет быти, зато осмысел того, что «это в крайний разок» оживляет душу твою, и ты замечаешь вещи, которые ранее не замечал, и сердце твое колотится от любви и боли.
Бобыль в последний раз шел улицами Оларьевки — этот Свет становился опасен. Скоро древняя, добрая Картинка будет вотчиной крысюков, пройдет еще сколько веков и то, во что превратится вольный и радостный свет белый, придется изничтожить. Из великого Ожерелья выпадет еще одна бусина — не столь уж и кромешная потеря, ведь сама Нить уцелеет.
Шедший цветущим городищем гость понимал, что беда случится не завтрева. То, что для него было — «скоро», для смертных означало "когда рак на горе свистнет". Люд, спешащий по своим делам и не видящий высокого чужака успеет долюбить, досуетиться, доненавидеть, равно, как и их дети, внуки и правнуки. И все равно Бобылю было мучительно жаль исполненный жизни город с его дубами и лебедой, поющими соловьями, соломенными крышами и деревянными мостовыми...
-
-
12.07.2006 в 15:30...
- Истину глаголишь, Серпень, - вздохнул старый помещик Ларин, - человек не может так биться, и человек не может быть столь злокозненным.
- Насчёт злокозненности, Иван, ты ябеду глоголишь великую. Святогор Воронцов - воистину чудо-юдо окоянное. Для него живот чужой - ничего не значит, поелику он юродив, но воевода - змий гремуч, а не подколоден.
Ведомо ему, что в деле своём он бесприкладный, любо ему людей в неистовство вводить, со смертию играться и с гордынею чужой, темже убо в спину он не разит. Воронцов - супостат и злокоман превеликий, но за чару мёда да зелена вина я с ним сяду, а вот с митрополитом и отродьем Реститутовым откушивать и сам опасаюсь, и друзьям зело не советую...
-
-
12.07.2006 в 17:24...Старуха под окном продавала волнушки. Визгливый глас ее вызывал у Ратибора Епифанова привеликое желание то ли придушить старую ведьму, то ли купить у нее все лукошко — авось заткнется. К несчастию, князь был беднее орущей торговки. Кров и пищу беглецу давали старообрядцы, но с деньгою было и вовсе худо. Ратибор в который раз с ненавистью оглядел голые, неровные стены, лавку с линялым пологом, рассохшийся стол. Говорят, лучше быть живым и бедным, чем мертвым и богатым, и все равно, разве это жизнь?!
Епифанова тошнило от Агарьевска и старообрядческого гостеприимства, но в Талигойевке он был назван вором. Ему еще свезло — братья и батюшка мертвы, дед уцелел, лишь сказавшись юродивым, землица Епифановых дадена дальнему родичу. Белан — полное ничтожество, а его жена заживо заест кого угодно. Крахмалия — из рода Калиньяровых, потому то Епифановка и досталось Белану. Бедная матушка вынуждена сидеть с этой тлей за одним столом и слушать его нытье и поучения корчащей из себя хозяйку Крахмалии. Калиньяровы своего не упустят… Проклятые «навозники»!
Дверь, гаденько скрипнув, распахнулась. Еще бы, прислужники в приюте Патриарха не трудили себя стуком. Принесли вечерю, вернее то, что так здесь прозвали. Заканчивался очередной из шестнадцати нестрогих постов, и кухарь кормил гостей вареными овощами и пресными лепешками. Рыбы, и той не было. Ратибор с отвращением взглянул на поднос, есть он хотел и еще как, но это?! Хотя куды денешься — все, что можно продать, он давно продал, а рыжие в долг изгнаннику не дают и правильно делают — Оларовы сидят крепко, а родич удавится, но ничего не пришлет.
Конечно, можно смирить гордыню и податься в ватажники или посвататься к богатой купчихе, но тогда роду Епифановых карачун! Наследники Молоньичей женятся лишь на ровне. Он не Ратимир-злыдень, чтоб поплевывать на устои вековые только потому, что его воротит от сваренных на воде овощей. Раззипунить кого, что ли? А что, это мысль! Дождаться полночи, надеть личину, остановить купчину потолще и потребовать калиту.
Ратибор Епифанов усмехнулся, в мыслях увидав себя ночным татем и наворопником, и с видом мученика принялся за трапезу, оказавшуюся еще более мерзкой, чем он ожидал. Баба за окном продолжала выхвалять свои волшушки, и в довершение всего в горницу залетела зело здоровущая муха и с гудением принялась кружить над самой главой. Богоугодная пища не привлекала даже ее.
Будущий князь дожевал морковину и оттолкнул мису — лучше честной голод, чем такая еда. Будь он и впрямь лошадиного рода, он бы с усладою хрумкал кочерыжками, но последний из братьев Епифановых, хоть его и прозвали Иноходцем, зело уважал мясо. Хороший кусок мясца да с приправами и пару кувшинов каналоевского зелена вина… Пусть Воронцовы были, есть и будут душегубами, но вино в Каналоево делают приотменное. Лучшие виноградники Золотых и Багряных земель и лучшие воеводы, побери их Нечистый! Если б не Ворон, братья и батюшка были бы живы, а в Оларьевке, то есть в Кабачково, сидел не ничтожный Федул, а Алгабдил Тараканов.
Неужели Алгабдил, как и его отец, дед, прадед, умрет в Агарьевске?! Парень рожден князем, а не приживальщиком. То что его родители держали за жизнь для него нож острый. И сколько можно тухнуть в святом болоте?! Гусь-Немчин пишет, что нужно ждать. Они ждут, но от такой жизни впору рехнуться или запить. Лучше, конечно, запить, но на вино нет кун, даже на самое непотребное.
Вдругорядь открылась дверь, прислужник, поджав губу, гордо унес расковырянные овощи. Тля бледная, ни в жизни ничего не понимает, ни в еде, а туда же! Судит с высоты своего благочестия. Да с такой рожей не захочешь — будешь праведником! И еще эта торговка…
Иноходец Епифанов вскочил с колченогой скамьи и для слуха противно насвистывая пахабную песенку о черных кудряшках одной красотуньи, встал у окна, стараясь не глядеть в сторону волнушницы. Скорей бы отзвонили Вечерю, не то он за себя не побожиться!
— Ратибор, я и не ждал, что ты в дому!
Иноходец оглянулся — Алгабдил Тараканов стоял при дверех и улыбался. Рожденный в гоньбе княжич был моложе Ратибора на пять годков, но дружбе промеж ними это не мешало.
— Где же мне еще околачиваться?! — взъярился Епифанов. — Кун ни гривны!
— Ты вечерял?
— Святоши полагают, что да, — в голосе Иноходца звучала истая горечь. — но я с ними не согласный.
В серо голубых очах Алгабдила мелькнула смешинка.
— Прав ты, а не они. Нам пора вечерять, и мы, черт побери меня , сделаем это! У меня есть куны, Ратибор.
— И много?
— Ну, не так, чтоб очень, но на вечерю хватит. Я продал свой янтарь.
— С глузду рухнул!
— Я б с глузду навернулся, когда б позволил тебе помереть от животной маяты. Ты — мой воевода, а не коза и не корова, чтобы лопать капусту, и потом на кой ляд мне четки? Терпеть их не могу… Ладно, пошли.
Нахлобучивая шапку с изрядно потрепанным пером, Епифанов попытался воззвать к разуму другана, но тот лишь расхохотался.
— Ратибор, свет мой, здесь у меня есть Матрена, а в Кабачково — Гусь-Немчин! Верь мне, все, что надобно, они мне скажут и напишут, но я хочу жить, Епифанов! Жить, а не побираться! Я — наследный князь Талигоевки и я буду жить, как князь. Или, если не выйдет, умру, но по княжески. И ты, между прочим, — Алгабдил ударил друга по плечу, — такой же. Просто ты уже все продал, а я еще нет! Мы еще победим всех наших супостатов!
Примечание: Существует несколько мнений относительно происхождения названия исконно русского края Каналоево. Одни краеведы считают, что это край был так назван из-за первого канала, который позволил проложить торговый путь "из морисков в гайифы" Другие утверждают, что местные жители посылали многочисленным завоевателям берестяную записку с одними и теми же словами -"канай отсюда!" А потом (к тупым или не умевшим читать завоевателям) приходил Воронцов...
-
-
12.07.2006 в 17:31...Хоробр, словно прочитав думы Митрофанушки, покончил с раздумьем, медленно и с усладой огладил бороду, упер руки в боки, и, в дородности своей, прошел вдоль дружины отроков. Пришед к Митрофанушке и Павлентию, он остановился.
- У меня есть резоны молвить, - изрек Парамонов - что все злодейства рекомого боярина Медведа - дело рук послушника Митрофана, и доведется ему держать ответ не токмо за дерзость свою, но и за кривду и хулу из-за спины другов его.
Митрофанушке почудилось, что он ослаб на ухо. Парамонов не люб был ему, так-то оно так, но к Медведу он не имел никакого касательства. Да и не смог бы он все это содеять.
- Послушник Митрофан, - продудел Парамонов - выйди вперед и взгляни в честны очи другов своих, кои из-за тебя кары претерпели.
Митрофан не ослушался, вернее, не ослушалось его бренное тело, сделавшее 2 шага и обернувшееся к Парамонову задом - к другам передом. 20 душ стояли оплечь, а он был отрезанным ломтем. По тому, как Жучила и Ананий опустили очи долу - Митрофанушка понял - его впрямь винят облыжно. Толстый хоробр сослужил службу Силивёрсту Дормидонтову, и ущучил Вавилова сына.
- Послушник Митрофан, сознаешься ли в лиходействе?
- Нет.
- Тогда как ты обоснуешь, что в твоей горенке найдено тавро рекомого боярином Медведом, уголь для малярского баловства, рыбий клей и... - Парамонов отчего-то не стал обличать далее и заключил - иные обличительства. Ныне все вольны уйти. А ты, послушник Митрофан, останься.
Вот и все. Пожалел непотребника, а тот скумекал, что лихачил зело, и подвел под монастырь иного.
- Все свободны, - повторил Парамонов.
- Цэ нэ е правыльно! - раскатистый рык Йосипа по трапезной заставил Митрофана задергаться. - Свынячу дупу повисыв я.
- Мы, - поправил братца Назар, сбиваясь на чудский-юдский говор. - Цэ е наш глупый жарт в традициях дыких Черных Гирок.
- В Черных Горках так не шутуют,- вышел вперед Лука. - Это сделал я.
- Не ты, а я. - перебил Павлентий. - А опосля страсть как испугался и укрыл все в горнице Митрофанушки.
Ретивое сердце Митрофана подскочило к горлу - трое из четверых вестимо кривили душой, спасая его. Трое, ежели не четверо!
Митрофан поворотился к Парамонову:
- Удалой хоробр истину глаголет - это сделал я!
- Брешешь, - перебил Павлентий - ты со своей скоморошьей Правдой и слова-то "портки" не молвишь, не то что...
- Это сделал я! - выкрикнул Митрофанушка.
- Нэ кажы дурныць - цэ зробылы мы.
- Нет, я...
- Я и никто окромя!
- Не вели казнить, - подал глас Архип - токмо это сделал я.
- Довольно! - возопил Парамонов. - Вы, полдюжины! В давний терем! До утра! Остальные - почиваааать!
-
-
12.07.2006 в 17:32...Воевода махнул платком, скоморохи продудели «Слава великому князю Талигойевки», раздалась барабанная дробь и звуки сопелки. Вперед выступил высокий дьяк в черном и белом, в руках которого красовался внушительный берестяной свиток. Еще один свиток торжественно развернули на переносной колоде, к которой встал длинный, лысеющий писец, готовясь записывать, кто из Лучших Людей изъявит желание взять себе оруженошу и кого именно. Барабанный бой смолк, и глашатай начал хорошо поставленным голосом:
— «Доблестный хоробр Артамон Парамонов счастлив сообщить своему государю и всей Талигойевке, что вверенные его попечению юные княжеские да боярские отроки прошли должное обучение и ждут приказаний от государя нашего надежи Федула Второго. Да будет всем ведомо, что означенные бояре чтут Создателя и наместника Его на земле, владеют кистенем, шестопером и грамотой и исполнены рвения.
Хоробр Арамонов ручается за верность и доблесть юношей, коих и называет друг за другом, сообразно их воинским успехам и прилежанию.
— княжич Степан Сысуй, наследник князя Акакия Калиньярова
— Назар Чернокотенко из Черных Горок, верный дворянин господаря Черногоркова
— княжич Лука Алексеевич Салинов из дома Согнаровых...
- Елки-Надорки! –думал мрачный и взъерошенный Митрофанушка Дубодолинцев –Мало что не будет мне жизни так еще и имечко говорящее подсунули… Ну Святой Алесь, вывози...
-
-
12.07.2006 в 17:34...Где то громко и невозбранно заржала лошадь, и все исчезло — Митрофан был в Оларьевке, в доме Святогора Воронцова. Говорят, первый увиденный на новом месте сон оказывается вещим, но к чему снится то, что уже случилось?
Ночь сыграла с юным князем злую шутку, он вновь пережил восторг и надежду, разбившиеся при пробуждении. В жизни они тоже разбились — восстание подавили, одни погибли в бою, другие были схвачены, убиты или заточены, некоторым удалось уйти в Агарьевск, и в разгроме и поражении снова был виноват один единственный человек. Набольший воевода Талигоевки Святогор Воронцов, бывший Митрофанов господин.
Отрок встал, с ненавистью взглянув на синий кафтан, который ему предстояло носить три года. Синее и черное — цвета Воронцовых, ненавистные всем честным людям княжества. Теперь ему в спину будут выкрикивать хулы, на которые нельзя отвечать, так как они справедливы, и нельзя не отвечать, так как он поклялся своему господину и должен исполнить клятву, его время еще наступит. Уж наступит так наступит... Больше всего на свете и уже привычно Митрофанушке хотелось повидаться с думным дьяком, но как это сделать, не привлекая внимания? Вчера Серпень смотрел на него с нескрываемым сочувствием, он поможет объяснить матушке и Ивану, как наследник рода Дубодолинцевых надел синий кафтан.
— Ты, отрок, вестимо, принадлежишь к почтенному племени сов? - раздался сзади голос, холодный как синий лед. — Идем за мной, нам надо поговорить - приказал Воронцов, отдавая шапку подбежавшему холопу.
Митрофанушка, постаравшись принять равнодушный вид, последовал за воеводой, в глубине души снова чувствуя себя деревенским увальнем и злясь за это и на себя, и на Воронцова. Батюшка, Иван, приезжающие в Большие Дубы Родовитые Бояре одевались подчеркнуто скромно, носили длинные бороды и избегали украшений, кроме родовых перстней и княжеских да боярских гривен. Митрофан рос в твердой уверенности, что бритые выскочки не имеют права называться мужчинами и дворовыми служивыми людьми, но Воронцов, несмотря на отсутствие усов, брады и длинные власа, не казался ни нелепым, ни женовидным, даже если забыть о том, скольких богатырей он вогнал по плечи в сыру землю… - Митрофан поежился и попытался отвлечься от неприятных мыслей
Богопротивная роскошь, которой окружал себя воевода, была оплеухой всем Родовитым Боярам, но ответить на нее Митрофанушке было нечем. Оказавшись в чужой богато обставленной светлице, Митрофан вруг ощутил жгучий стыд, но решил что стыд этот за изъеденные жучком бревна теремов, вытертые рогожи, тусклые окна с бычьими пузырями. Горынычи доживали свой век чуть ли не в нищете, потомок лиходея, погубившего великую Талигойевку, купался в злате. Это было несправедливо, но разве справедливо, что папаня погиб, из вот этих самых белокаменных палат Митрофана поперли, на троне снова сидит Олларов, а законный потомок Таракановых опять ютится в Агарьевске, ожидая наемных душегубов?! Или это будет потом…
— Садись, отрок, — разрешил Святогор, опускаясь на закрытую блестящей черной шкурой скамью. Надо было что- то сказать, а во рту как назло пересохло и зубы свело.
- Гой еси тебе ясновельможный эр – пробормотал отрок не поднимая глаз – Житие мое… он иссяк, помолчал немного и сам не зная почему добавил, краснея - Пся крев… Больше на старославянском он ничего не знал.
- Наслышан я про «житие твое»… - Воронцов даже не поднял бровь и Митрофан совсем упал духом.
-Но эр Ро…
-Рич… Ми-тро-фа-ну-шка – по прежнему холодно отчеканил Воронцов по слогам, словно гвозди в гроб вгонял Какой я тебе эр Ро, окстись, я твой господине Святогор! - и добавил шепотом, чуть заметно поморщившись – Извольте напрячься юноша, все как и было, только под клюквенным соусом…
Митрофан тупо кивнул
— Итак, начнем с твоих обязанностей. Их у тебя нет и не будет.
- Опять?
- Молчи! Меньше, чем оруженоша, такой как ты особенно, мне нужен только поп с приходом, которых у меня, к счастью, не имеется. Тем не менее три года тебе придется жить под моей крышей. Ну и живи во здравие. Ты волен распоряжаться своей персоной, как тебе угодно, но поскольку ты — мой оруженоша, — князь пододвинул к себе бадью и плеснул в большой широкий ковш зелена вина, — тебе придется подобающе одеваться. О твоих портках позаботятся холопы. Гла…очи у тебя серые, а власы темно русые, так что черное и синее тебя не заморит, хотя не сказал бы, что это твои цвета, — князь посмотрел вино на свет. — Куны у тебя есть? Насколько мне известно, дела в Дубодоле ни в пень ни в колоду.
«Насколько ему известно?! Можно подумать, войска в Дубодол ввел хан бусурманский!» – заученно подумал Митрофанушка.
— У меня есть куны, господине. – ответствовал оруженоша послушно, отчаянно пытаясь вспомнить текст.
— Когда они кончатся, а куны в Олларьевке имеют обыкновение кончаться очень быстро, — скажи. Раз уж ты при мне, я не желаю слышать от других, что мой оруженоша считает гроши. Это, пожалуй, все, что я имел тебе сообщить. Советовать не делать глупостей не буду — ты их уже наделал. Лошадь у тебя имеется?
— Со…да, — ошарашено пробормотал Митрафанушка.
— С ней — к Поликарпу. Со всем остальным — к Ху…Харитону. — Воронцов сделал глоток и поставил ковш на стол. — И вот еще что, чадо. О твоих чувствах к моей особе и моем роде я осведомлен, так что делать хорошую мину при плохой игре не нужно. К несчастью, в этом княжестве навалом обрядов, на которых оруженоша должен сопровождать своего господина. Эту беду, надеюсь, ты переживешь. В твои отношения с моими врагами я влезать не намерен, - Воронцова передернуло - хочешь иметь с ними дело — вот друг друга и имейте. Меня эти никоим образом не заденет, а заденет ли их то, что ты мне присягнул, — не знаю. Думаю, они тебя еще разок по доброте душевной простят… — Святогор прикрыл очи перстами и провел ими от переносья к челу. — Можешь идти, отрок. Если мне что то из того, что ты делаешь, не понравится, - Святогор мрачнел на глазах - я тебе скажу. Если ты мне вдруг для чего то понадобишься, я тебе тоже скажу. Прощевай.
— Прощевай, господине. — Митрофан торопливо схватился за еловую шишку, служившею дверной ручкой. Он ожидал от этого разговора гораздо худшего
— Что у тебя с рукой?
— С какой? – спросил Митрофан, на всякий случай пряча абсолютно здоровую правую руку за спину.
- С правой. За которую в … Лейково укусила крыса
— Так вы в прошлый раз еще ее того…- начал Митрофанушка и осекся.
- А ну-ка иди сюда. – нахмурился Воронцов
Митрофану не осталось ничего другого, как повиноваться.
— Сними руковицу.
На глазах у Митрофана рука распухла как колода и словно бы занялась огнем
Он попробовал снять варежку и чуть не взвыл.
— Ладно, оставь, — воевода взял оруженошу за плечо и ничтоже сумнятеша швырнул на лавку, потом взял топор — Клади руку на стол. Митрофан зажмурился.
Боль была резкой и короткой. Воронцов сорвал разрезанную варежку, отбросил топор и присвистнул.
— Дубодолинцевы, конечно, упрямы и глупы, но ты, юноша, заткнул за пояс даже своего отца. Сиди! — хватка Воронцова была железной. — И давно ты таким стал? –спросил он с глубоко задавленной горечью.
— Вчерашнего дня – огрызнулся Митрофанушка строго по тексту
— Врешь, так за день не загниешь… И какая тварь тебя укусила и где?
— Крыса… В «загоне», то есть в …Лейково Я прижег рану, а потом еще снадобье… - Митрофанушка упрямо шпарил роль. Больше ничего не оставалось…
— Значит, у Парамонова крысы и в самом деле были ядовитые… — сказал Воронцов ехидно, поднялся и подошел к большому сундуку. Растерявшийся Митрофанушка молча следил, как Воронцов что то наливает в эмалевый кубок.
- Пей…
- Не буду, там яд… - прошептал Митрофан
— Пей, и до дна! – рявкнул Воронцов аки зверь рыкающий.
Очи Митрофана вылезли на чело, и чуть там не остались, но он послушно проглотил нечто, похожее на жидкий огонь. Сразу стало жарко, боль немного отпустила, зато веприные главы на противоположной стене стали дрожать и двоиться.
— Закрой очи. Захочешь кричать — кричи! Кричать Митрофанушке хотелось и еще как, но он держался.
Отрок не представлял, что с ним делает Воронцов. Святой Алесь, он вообще почти перестал соображать. Осталась только боль и память о том, что он натворил.
— Все, — голос долетал откуда то издали. Митрофанушка попробовал открыть очи — перед ним все плыло и покачивалось, потом в нос ударил резкий отвратительный запах, и в голове прояснилось.
— Завтра повязку придется сменить, я пришлю врача, а сейчас отправляйся к себе и ложись. — Князь дернул витой шнур, и на пороге возник караульный отрок. — Проводи господина оруженошу в его горенку, ему нездоровится, и пришли кого нибудь прибраться.
— И тебе здрав буди желаю понеже благодарен, — пробормотал Митрофанушка, выползая из светелки...
-
-
12.07.2006 в 17:36...
- То есть два года ничего не изменили?
- Свет, княгинюшка – учтиво произнёс боярин – вы – умнейшая из жен.
Всяко не глупей тебя, трус зажравшийся! А Адриана однова жаль, с ним уйдёт ещё один кус прошлой жизни. Матрёна старалась пореже вспомнить о своём замужестве. Красавец Анастасий оказался слабым и грустным человеком, а его други вызывали у княгини желание взяться то ли за батоги, то ли за потраву для крыс. Зато о басурмане Матрёна нет-нет да и вспоминала – тот был смелым, дерзким, уверенным в себе. В глубине души княгиня полагала, что её побег лишь распалит хана, но он не возвернулся, а Анастасий блудил с дворовыми девками… Княгиня прознала про то много лет после, и тогда же уразумела, что мужа привлекали покорность и слабость.
«Великолепная Матрёна» для князя-изгнанника была слишком шумной, слишком напористой, слишком яркой. Зачем она блюла верность Анастасию? Впрочем, овдовев, она своего не упустила…
-… нам выгоден, - возвысил глас свой Боров-Птицын, и умолк, вопросительно глядя на собеседницу.
- Вы во многом правы, боярин, - значительно произнесла вдовствующая княгиня, - но мы не можем позволить себе ошибиться.
- Вы думаете, в силки попадём? Но Адгемаров не пойдёт на союз с Оларовыми...
-
-
12.07.2006 в 17:42Но,- многомудро рек Воронцов, обводя очами завешанную рушниками горницу, - радетель у Марьи-красы, спору нет, щедр. В чем же он оплошал?
- Да ни в чем... Но Валов до игры больно охоч. В 3 часа пополудни он стал играть с Килейным.
- В лапту?
- А как же. Удалой боярин спустил все, что имел.
- И решил сыграть на милку и свои дары? - приподнял союзну бровь Святогор - Не сказал бы, что это православно.
- Ты угадал. Килейный давно точит зубы на эту репку, а Валов никогда не умел остановиться, когда след.
- Значит, игра идет по-крупному. Идем, Митрофан, это забавно.
Святогор находил забаву во всем, а вот Митрофанушке стало жаль неведомого Валова, который не смог остановиться. Он тоже не смог. Под дюжинами чужих очей признать поражение, сказать, что мошна пуста - да легче смерть принять!
- Надеюсь, отроче, ты уразумел, в чем дело? - блеснул яхонтовыми очами воевода. - Нонешний радетель боярыни сцепился с нашим дорогим опричным. Валов весьма богат, но в лапту играют только под расплату, проигравший немедля платит или оставляет залог. Грамотки и божба не годятся. Злата и соболей у Валова не хватило, и он поставил на кон милку. Марья стоит дорого, но не везет, так не везет.
-Святогор, - Ермолай Сальный, как всегда нерадивый в одеже, от души ударил челом, и Митрофана перекосоротило от отвращения. - Я думал, что ты... хм... у великой княгини
Олларьевка...
...Ктось прислал красной девице две лукошка сморчков, она быстро написала записку, передала холопам и со смехом сказала Митрофанушке, что ее нет и не будет до завтра. Он начал что-то объяснять про своего господина, Марья погладила прыгнувшую на печь собачку и спросила, когда князь Дубодолинцев не врет — когда говорит, что ему нужно домой, или когда жалуется, что его никто не ждет. Митрофан смотрел на смеющуюся девку, девку, которая стоила многие куны серебром, а та внезапно закусила губку и оттолкнула мису репы, которая рассыпалась по затканной небывалыми цветами рогожке. Репу собирали вместе и даже собрали, но встать с рогожки не удалось. Он снова сказал, что ему пора, но Марье слова были не нужны, она знала, чего хочет, и он захотел того же… Митрофанушка понимал, что должен поскорее забыть о том, что случилось, и вспомнить о Талигойевке. У Марьи ему делать нечего. Нечего! Его жизнь принадлежит делу Тараканова, а его сердце — Катерине Ярыгиной…
-
-
12.07.2006 в 17:43...Отрок поднялся к себе, немного постоял посередке горенки решил подыскать себе какую ни есть книгу, вздохнул и направился в книжницу, но рок уготовил ему другую забаву. Когда Митрофан забрался почти на самый верх, послышался звон, перешедший в стремительную музыку, к которой присоединился глас. В Большие Дубы частенько захаживали скоморохи, а в Оларьевке Митрофанушка услышал придворных дударей, но это было другое. Ни на что не похожая, лихая, чтобы не сказать чужая песня сменилась другой, не менее странной. Дикон немного играл на гуслях и готов был побожиться, что никогда не слышал звучащей в дому диковинки.
Кем бы ни был неизвестный дударь, играл он отменно. И пел тоже, хотя рвущий душу напев ничем не походил ни на строгие песни, ни на веселые песенки, которые так любили Степан и его други. Митрофан не утерпел и осторожно пошел на звук. Песня закончилась, что то звякнуло, зашуршало, вновь звякнуло, и струны зазвенели вновь, отбивая все тот же бешеный лад. «Светит месяц, светит ясный, светит в небе…» Музыка доносилась из освещенной лишь отблеском огня из печи горницы, дверь в которую была распахнута, Митрофанушка робко переступил порог и обнаружил своего воеводу.
Святогор в красной распоясанной рубахе сидел у огня, обнимая странную диковину, и отблески пламени плясали по блестящему дереву. Перед воеводой стоял ковш, по рогоже раскатились пустые бочонки. Харитон соврал, Воронцов никуда не уезжал, просто он был пьян.
Митрофанушка двигался очень тихо, но у воеводы было чутье кошки — он мгновенно поднял голову.
— Заходи и садись.
Нельзя сказать, чтобы Митрофанушке хотелось остаться наедине с воеводой, но ослушаться было нельзя, и юноша присел на одну из лавок у входа.
— Не туда, иди к огню и налей себе, да и мне заодно. –Воронцов усмехнулся, что-то вспомнив.
Митрофан послушно разлил вино в две братины – руки почти не тряслись. Воевода кивнул, но пить не стал и, вновь склонившись над струнами, запел на неизвестном Митрофану языке, звонком и гордом. Непонятная и одновременно понятная песня кружила как в стремнине, потом воевода прижал струны пальцами и велел:
— Пей!
Митрофанушка выпил, хотя и вспомнил что матушка и Иван почитали пьянство одним из самых мерзких пороков. Вино отдавало горечью и было очень темным, но Митрофан осушил бокал и, повинуясь новому приказу, налил еще. Святогор Воронцов пил и пел, Митрофан Дубодолинцев пил и слушал. Темная, освещенная багровыми сполохами горница пустилась в пляс, а затем откуда то взялся незнакомый холоп в кафтане с княжеским знаменем на плече, и музыка смолкла.
— Господине набольший воевода! — Гонец был явно ошарашен. — Великий Князь тебе челом бьет и видить желает!
— А я не желаю — Сввятогор отложил диковину и взял братину. Выпил он немало, но глаза смотрели твердо и осмысленно. — Сегодня я хочу сидеть на печи и пить «Сливянку». И я буду сидеть на печи.
— Великий князь…
— В теремах целое войско целовальников. Полагаю, они в состоянии чем то потешить одного князя. Ступай назад и передай, что воевода Святогор зело лыка не вяжет и предлагает всем отправиться куда Макар телят не гнял и подалее.
— Но, светлейший князь, я не могу…
— Ну, тогда придумай лжу многомудрую. Хочешь выпить?
— Нет, светлейший князь-надежа
— Врешь. Хочешь, но боишься… Лад, — Святогор повернулся к Митрофану: — Можешь считать это уроком. Никогда не надо мчаться на зов, даже к великому князю. Князей, баб, псов...оруженош следует держать в строгости, иначе они обнаглеют. Уверяю тебя, нет ничего противней обнаглевшего ...князя…
— Родовитые Бояре служат своему Очете… Отечеству и своему князю, — запинающимся языком пробормотал Митрофан.
— Эк тебя разобрало, не умеешь ты пити — вздохнул Святогор, перебирая струны, — счастлив тот, кто спьяну кричит о бедах Отечества…
Ой, то не Ветер, то не Ветер...
Мне малым-мало спалось,
Мне приснилась вдруг подкова,
Вот что во сне привиделось.
Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось.
Мне еще во сне привиделось
Будто конь мой вороной
Мой Моро!
Разыгрался, расплясался,
Ой, разрезвился подо мной
Разыгрался, расплясался,
Ой, разрезвился подо мной.
Ой налетели Ветры злые
Да с Закатной стороны
Били Молнии по Скалам
Ой,Слышно было плеск Волны…
Били Молнии по Скалам
Ой,Слышно было плеск Волны…
- Правы те кто говорит, что нельзя войти в одну и туже реку дважды, - думал Митрофан с тоской - что нельзя догнать один и тот же ветер. И молния не бьет в одно и тоже место…
А фульгат всегда догадлив был
Он сумел сон мой разгадать
Ой пропадет он говорил, мне
Твоя буйна голова...
— Почто тебе это знати?! — почти выкрикнул Митрофан, придвигая к себе братину.
— Я при всей своей подлости, в голову не только ем — засмеялся Воронцов, — тут уж никуда не денешься. Мне это нужно, как Морозу пятая нога, но я — Бореич, сын Восхода и Полудня и прочая, и прочая, и прочая. Просто все об этом забыли… Ты, потому что тебе зазорно было быть в одной упряжке с отродьем злодея, я, потому что меня тошнит от тупости.
— Вы… я…
— Мы же договорились, юноша. — поморщился Воронцов, и продолжил — Научишься палицей владети и будет тебе счастье. Убивать тебя зело пошло… К тому же мне любопытно, смогу ли научить Дубодолинцева ратится как Воронцовы… Ежели у меня получится, я возьмусь за Мороза.
— За Моро..за?
— А тож… Я обучу его играть на балалайке. То, на что ты таращился всю вечерю, называется балалайкой. Ее придумали мои предки-гхм… морисковичи, и души в ней поболе, чем во всех лютнях и мандолах чужеземных. Про некоторых молчу — Воронцов засмеялся и взял перебрал струны. — Мы, злодеи, иногда бываем слезливыми, а иногда — веселыми. Человеки благородные всегда до нелепия смурны. Мой тебе совет, Митрофан Дубодолинцев, — сильные пальцы вновь выводили «светит месяц», — ежели не желаешь сдохнуть от докуки, держись подальше от фертов вроде Осьминогова или Гусь-Немчина.
— Это пк… пклеп и ябеда, — не очень уверенно выговорил Митрофанушка.
— Да ну? — Алва отложил балалайки и напил себе вина. — Ты таки доверяешь дьяку, отрок?
— Разумеется. — Митрофанушка вдруг решил встать и уйти. Подняться ему удалось, но затем его повело в сторону, и он неуклюже свалился обратно на лавку.
— Ты зело много нализался, — поморщился воевода, — так что сиди смирно. Я не желаю знать, чем ты вечерял, а станешь дергаться — тебя вывернет наизнанку. Но вернемся к твоему дьяку. Он уже знает, что я о нем думаю, но смолчал. И ты молчишь. Иначе вашего яхонтого Гусь-Немчина придется считать трусом, глотающим обиды. Впрочем, он и есть трус…
— Эр Рсе…Сре…Сре-пень… не тур… турс!
— Трус, — отрезал Воронцов, — в отличие от твоего батюшки. Именно поэтому Вавила мертв, а Серпень всех нас переживет.
— Ккак вы смеете говорить о… о моем батюшке… Вввы…
— Я смею все, отрок. И буду сметь. Мне не нужно ничьей милости — ни от Бога, ни от людей, не от людишек - если предположить, будто людишки на нее способны. Но и от меня больше милости не жди.
— Я… и не жддду, — возмутился Митрофаншка.
— Правильно, привык лопать ее нежданной. Ты был рад, Дубодолинцев, когда я раз за разом прогонял от тебя волка. Рад и счастлив. И это правильно — нет ничего дурнее смерти в осемнадцать лет из за неразумных нелепиц. Жизнь одна, отрок, и ее нужно прожить до конца. Дурь самому укорачивать то, что укоротят другие. Какого Змея ты, ничего не понимая, влезал во все эти драки, склоки, давки и потравы? Тебе что, там медом намазано?
— Вввам не понять…
— Лепота! Лучше выглядит только гордый уход, но это у тебя ноне не получится. А ведь я говорил — воевода вновь склонился к балалайке. — у Добра преострые клыки и зело много яду. Зло оно как то душевнее…
-
-
12.07.2006 в 17:44Сильверст не сомневался, что думный дьяк и его зипунники зело рады и счастливы, но крепились оне отменно. На круглой роже Гусь-Немчина застыло выражение тяжкой заботы, братья Ярыгины и Килейный казались возмущенными, боярин Осьминогов, наоборот, оставался невозмутимым, но на его каменном лике что то разобрать всегда было трудно. Пожалуй, тяжелей понять только Святогора.
На вече первый воевода Талигойевки явиться соизволил, и при этом отнюдь не походил на страдающего от похмелья, впрочем, он никогда и не страдал, да и рассол в его доме не переводился. Его вчерашняя выходка оглоушила даже Гусь-Немчина. Можно с каланчи плевать на великого князя, но нельзя того говорити гонцам и холопам, не разуметь того Воронцов не мог, именно поэтому Сильверст и решил, что Ворон выкушал не меньше шестнадцати больших ковшей медовухи и зелена вина и был в легком подпитии. Митрополит с удовольствием бы сказал воеводе все, что о нем думает, но ограничился тем, что холодно ударил челом. Воронцов небрежно увернулся в ответ, придержав палицу, сел между Осьминоговым и Килейным что то весело сказал последнему и похлопал его палицей по плечу. Людовига заколдобило. Святогор был неисправим, но сейчас было не до него. Начавшуюся войну Талигоевка выиграет или проиграет не булатом, а златом и берестяными грамотками.
Зашипели от натуги, готовясь пробить, звонари, и с первым ударом распахнулись огромные березовые двери, украшенные вызолоченными маковками. Грянули дуды, в хоромы вступила великокняжеская чета, и Думные Бояре встали, приветствуя князя с княгинюшкой…
Примечание: По авторететному мнению наших краеведов жители Талигойевки регулярно "били челом" то есть ритуально здоровались бодая друг-друга лбами. Поэтому у древних головы были крепкие, здоровые и мигренями они не страдали.
-
-
12.07.2006 в 19:25Молодцы!
Так держать!
возьмите и меня в сочувствующие!
читать дальше
-
-
12.07.2006 в 19:41з.ы. Спасибо поправил, "кусок" свежий
-
-
12.07.2006 в 19:50-
-
12.07.2006 в 21:58-
-
12.07.2006 в 23:07Можно... присоединиться? Пройти мимо - выше моих сил!
"воевода взял оруженошу за плечо и ничтоже сумнятеша швырнул на лавку, потом взял топор"
Тюк!
-Я сказал руку!
Тюк!
-Я сказал правую!
Тюк! (С)
Вообще, вся сцена в кабинете надолго загнала меня под стол.
А что "рука" а не "десница"?
И не обозвать ли Людей Чести как-нибудь поспецифичнее? Столбовыми дворянами? Э?
-
-
12.07.2006 в 23:47Я ещё добавлю, как допишу!
-
-
13.07.2006 в 01:35А за что ты файне українське ім"я Назар в Никодима перекрасил, оно ж тоже давнее и славянское, зато с местным колоритом. И исконный украинский город Тростянец тоже больше на Торку похож, чем Черные Горки.
А так, повторюсь - все замечательно, умничка.
-
-
13.07.2006 в 08:19В принципе можно и Никодима в Назара, в вот то что Торка -это как раз Черные горы -это Риш указывала -так что будут они Чернокотенко из "Черных гiр"
-
-
13.07.2006 в 08:21А Назар все-таки лучше, ибо имечко исконно местное. Раз уж Йосип, то по аналогии.
-
-
13.07.2006 в 08:25-
-
13.07.2006 в 09:17(не обращай внимания, это я схожу с ума после бессонной ночи)
-
-
13.07.2006 в 09:39-
-
13.07.2006 в 20:32-
-
14.07.2006 в 15:27*Птиц с вами*
-
-
14.07.2006 в 15:34Нашла
Святогор Воронцов - воистину чудо-юдо окоянное
ОкАянный, от слова Каин.
-
-
14.07.2006 в 15:52-
-
14.07.2006 в 19:57-
-
20.07.2006 в 02:45"но разве справедливо, что папаня погиб" - Сгинул
обязанности заменить уроками, хм, хотя урок это вроде разовое задание.... (думаю)
"Великолепная Матрена" - сами-знаете-какой московский общепит
-
-
22.07.2006 в 13:41Если буквально, то не "Чернокотенко", а "Котохвостенко"